Неточные совпадения
— Однако и
книгами торгуют!
— Уж он в книжную лавку ходил с ними: «Вот бы, — говорит купцам, — какими
книгами торговали!..» Ну, если он проговорится про вас, Марк! — с глубоким и нежным упреком сказала Вера. — То ли вы обещали мне всякий раз, когда расставались и просили видеться опять?
На углу Новой площади и Варварских ворот была лавочка рогожского старообрядца С. Т. Большакова, который
торговал старопечатными
книгами и дониконовскими иконами. Его часто посещали ученые и писатели. Бывали профессора университета и академики. Рядом с ним еще были две такие же старокнижные лавки, а дальше уж, до закрытия толкучки, в любую можно сунуться с темным товаром.
Жил в нашем уезде мужик, и промышлял он, ваше высокоблагородие, «учительским» ремеслом, или, попросту сказать, старыми
книгами торговал и был у прочих крестьян заместо как отца духовного.
Да опять-таки, даже промеж самих себя простота была: ни счетов, ни
книг никаких; по душе всякий
торговал — кто кого, можно сказать, переторгует.
Рядом с нашей лавкой помещалась другая, в ней
торговал тоже иконами и
книгами чернобородый купец, родственник староверческого начетчика, известного за Волгой, в керженских краях; при купце — сухонький и бойкий сын, моего возраста, с маленьким серым личиком старика, с беспокойными глазами мышонка.
— Дивлюсь я тебе, Василий Борисыч, — говорил ему Патап Максимыч. — Сколько у тебя на всякое дело уменья, столь много у тебя обо всем знанья, а век свой корпишь над крюковыми
книгами [Певчие
книги. Крюки — старинные русские ноты, до сих пор обиходные у старообрядцев.], над келейными уставами да шатаешься по белу свету с рогожскими порученностями. При твоем остром разуме не с келейницами возиться, а торги бы
торговать, деньгу наживать и тем же временем бедному народу добром послужить.
Когда Марко Данилыч вошел в лавку к Чубалову, она была полнехонька. Кто
книги читал, кто иконы разглядывал, в трех местах шел живой торг; в одном углу
торговал Ермолаич, в другом Иванушка, за прилавком сам Герасим Силыч. В сторонке, в тесную кучку столпясь, стояло человек восемь, по-видимому, из мещан или небогатых купцов. Двое, один седой, другой борода еще не опушилась, горячо спорили от Писания, а другие внимательно прислушивались к их словам и лишь изредка выступали со своими замечаньями.
—
Книги старинные, Марко Данилыч, а в старину, сами вы не хуже меня знаете, мирских
книг не печатали, и в заводах их тогда не бывало, — отвечал Чубалов. — «Уложение» царя Алексея Михайловича да «Учение и хитрость ратного строя», вот и все мирские-то, ежели не считать учебных азбук, то есть букварей, грамматик да «Лексикона» Памвы Берынды. Памва-то Берында киевской печати в том собранье, что
торгую, есть; есть и Грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого.
Запретными вещами Чубалов не
торговал, терпеть того не мог, однако же и на его долю порой выпадали немалые хлопоты по невежеству надзирающих за торговлей старопечатными и рукописными
книгами.
— Разве вот кого попросить, — сказала наконец Дарья Сергевна. — Живет недалеко отсюдова, всего четыре версты, да и тех, пожалуй, не будет, человек книжный и постоянный. Старинщик он, старыми
книгами торгует да иконы меняет. Только вот беда, не уехал ли куда. То и дело в отлучках бывает.
Торговать пустились, на купчихах поженились, конторские
книги сами ведут!
В настоящее время это один из самых видных торговцев у нас в городе. Он
торгует посудой, табаком, дегтем, мылом, бубликами, красным, галантерейным и москательным товаром, ружьями, кожами и окороками. Он снял на базаре ренсковый погреб и, говорят, собирается открыть семейные бани с номерами.
Книги же, которые когда-то лежали у него на полках, в том числе и третий том Писарева, давно уже проданы по 1 р. 5 к. за пуд.